Нина в школе

    

         Нина вприпрыжку бежала в школу, первый раз в первый класс. Погода была прекрасная, небо такое ласковое и такое глубокое, к самой выси — темно синее, а к горизонту почти белесое, птички пели на разные голоса. Вокруг такой простор. Хотя улицы, ведущие к школе, были не так широки, но они только подчеркивали, то великое пространство, что раскинулось окрест. Ее впервые отпустили одну, потому что она отныне совершенно самостоятельный человек.
     Нина пришла в школу самой первой, когда еще ни кого не было, а осторожно заглянула в класс и села на последнее сидение.
     Вскоре стали появляться дети, и Нина отметила, что все они были с родителями, наверно, боялись сами ходить в школу. Будущие ученики садились за столы, а родители почтительно становились вдоль стен. Многие пришли с цветами, так что школа наполнилась благоуханием. Постепенно класс заполнялся и вокруг царил обычный галдеж и толкотня. Вдруг все затихли: в класс вошел учитель. Он был лысым, маленьким и круглым, и немножко смешным, так что Нина прыснула в кулачок. Учитель нашел ее глазами и добродушно улыбнулся.
     —  Здравствуйте дети, – весело поздоровался он.
     —  Здрасте, здрасте, – наперебой закричали ученики и бросились вручать учителю букеты. Учитель, улыбаясь, благодарил всех и поместил огромный букет в кувшин, стоящий на полу.
     – Давайте дети, рассаживайтесь, мы начнем наши занятия чуть пораньше. Дорогие дети, сегодня ваш первый урок, и это будет урок грамматики, вы много от меня узнаете за время обучения, научитесь писать, читать и даже считать. Узнаете много удивительного и необычного. Кто же будет прилежен и покажет успехи, тот сможет учиться и дальше, станет уважаемым человеком, и, может быть, не только в нашем городе. Сегодня у нас урок знакомства, вас так много и я даже не спрашиваю ваших имен, мне не терпится скорее узнать, какие знания вы принесли сюда. Ну, вот, например: кто назовет первую и главную букву?
     – «А!», «А!», – наперебой закричали дети.
     – Правильно, а кто может написать ее?
     Наступила тишина, дети ерзали, смущенно переглядывались, только Нина уверенно подняла высоко руку.
     – Ты знаешь? – удивился учитель, – тогда напиши.
     Нина вышла из-за парты, победно подошла к учителю и написала острой палочкой на наклоненной доске из глины две волнистые линии одну под другой.
     – Правильно, и что это означает?
     – «Воду»: — это радость и жизнь в каждый дом.
     – Правильно, как тебя зовут, девочка? – учитель осмотрел ее с ног до головы.
     – Нина.
     – А можешь написать свое имя?
     Нина уверенно нарисовала женский треугольник, под ним прямоугольник и опять волнистые линии воды.
     – “Нин”-”а”, священные знаки изображают верховную жрицу в своей ужасной славе, дающую нам воду своей премудрости, госпожу всех небесных и земных вод. Я могу написать и клинописью.
     Учитель еще раз внимательно осмотрел Нину:
     – Удивительно, но кто твои родители, девочка?
     – Мои родители, служащие при храмовом хранилище, они с детства всему обучили меня, но они остались дома, потому что я могу дойти до школы и сама.
     – Очень хорошо, приятно, когда в школу приходит подготовленный ученик, мы подумаем, может и не стоит тебя здесь держать, твои знания достойны большего, когда закончится урок, задержись в классе.
     Нина победным шагом пошла на свое место, ловя на себе завистливые взгляды.
     – Да, дети, Нина совершенно правильно написала нам букву «А» и свое имя, объяснила нам их значение. А теперь давайте сделаем тетрадки.
     Дети радостно зашумели, стали брать из больших чанов глину в руки, разминать, и лепить небольшие квадратики-тетрадки величиной с ладошку.
     – Меня, дорогие дети, зовут учитель Абзу, мое имя как вы слышите, тоже начинается с буквы «А», значит оно тоже связано с водой, но означает ту водную бездну, из которой произошел наш мир. Буква «А», – продолжал учитель, – изображает и животворные берега Евфрата, и прорытые каналы, так же саму воду струящуюся на жаждущие поля, звучит она как вздох радости и удивления при виде этой воды. Евфрат – наша родная мать и кормилица течет с севера, именно с севера пришли и наши предки, которые основали славный город Ур. Там, на севере, на берегах Евфрата, возник еще более славный город Вавилон, с которого мы все теперь должны брать пример. Теперь у нас единая держава, в которой Вавилон дарует нам защиту и силу, а мы ему свои культуру и знания. Запомните, дети эту букву. И как от Вавилона в Ур текут живоносные воды Евфрата, так и через меня к вашей душе, словно по каналам прочерченным перстами учителя, потекут потоки знаний, чтобы вы смогли взрастить в себе плод послушания и великих дел во славу великого Вавилона и славного Ура и всему Аккаду и Шумеру. Шумер, дети, наша великая земля, она залита немеркнущим светом, и передала этот свет народам Аккада, пусть и на Вавилон изольется благословение нашей земли и  обилие вод, богатство урожая и мудрость Энки, и вы, выучившись, вполне сможете услужить даже Вавилонскому храму, где требуется много писцов…
     Учитель Абзу уже совершенно забыл про букву «А», продолжал что-то говорить про величие Вавилона и дети явно заскучали, но старались не шуметь, правда изредка щипали друг друга и кидались глиной, отщипывая её от «тетрадок», которые им так и не понадобились. Родители в это время перешептывались. Впрочем, закончить урок Абзу спокойно не дали, в класс, запыхавшись, вбежал еще один учитель, который в противовес первому был болезненно худощавый со страдальческим выражением на лице.
     Не останавливаясь, он подошел к учителю Абзу и стал ему что-то возмущенно выговаривать, и даже, к немалому удовольствию класса толкаться. Однако Абзу не потерял своего добродушного вида, недоуменно пожал плечами и, освободив место учителя, сел на переднее сидение. Вбежавший учитель, видимо опасаясь, что ему помешают, поспешил начать занятия:
     – Здравствуйте дети, – начал он, – меня зовут учитель Думузи. У нас вышло небольшое недоразумение, учитель Абзу должен был вести урок вторым, поскольку он только приглашенный учитель, но он начал урок раньше положенного. Дело даже и не в этом, учитель Абзу обязан преподавать вам грамматику, а я предмет божественной истории. История богов намного важнее грамматики. За время обучения мы с вами узнаем, как творился мир, как жили в начале мира боги, как появился человек, в чем смысл его жизни, узнаем о том, какие цари жили до потопа, узнаем и о самом потопе, о том, как при помощи богов строились и возрастали города Шумера с его славныеми правителями. Что бы вы поняли, как мало вы еще знаете, задам вам простой вопрос. Может кто ответить мне, зачем богиня Инанна взяла таблички судьбы из страшного Абзу, для чего она это сделала?
     Дети стали смущенно переглядываться.
     Нина опять уверенно подняла руку:
     – Ну, скажи девочка.
     – Великая Инанна взяла таблички судьбы из бездны Абзу напоив вином владыку Энки, чтобы спасти своего возлюбленного Думузи от неминуемой смерти.
     – Откуда ты взяла такое понимание? Обычно считается, что Инанна действовала из других, более своекорыстных или тщеславных побуждений, а не из жертвенной любви. Хорошо, тогда ответь мне еще на один вопрос, для чего в школе стоят розги?
     Действительно, в углу класса стояли кувшины, в которых отмокали тростниковые прутья, но экзекуторов, в честь первого дня в классе еще не было.
     – Потому что, как мне объясняла мама, ученик это не обмолоченное зерно, и не обожженная глина, и не сорванный тростник, и не принесенные в жертву ягнята. Нас надо бить, потому что удары цепа по колосьям ячменя, это удары мастера по граням камня, это удары жреца по телу жертвенного скота, и это удары жнеца по тростнику. Нельзя стать писцом и наносить раны глине не испытав их на себе, ведь и мы с вами тоже глина, из которой нас слепил мудрый Энки.
     В классе все притихли.
     – У тебя очень мудрая мама, но и ты прекрасно запомнила ее объяснение. Тебя как зовут, мое сокровище?
     – Нина, я пришла в школу сама, мои родители, служащие при храме, они мне с детства рассказывали про богов.
     – Вот дети, Нина, очень хорошо, разъяснила нам тайну обучения, как ее видят боги. – Учитель Думузи явно воодушевился и был растроган почти до слез. – Нина, останься после уроков, мне надо с тобой отдельно поговорить. А теперь продолжим наш урок. Никогда не забывайте дети, что именно Шумеру, а не Аккаду, великий Энки передал тайны письма, чтения и счета, знание небесных светил и течение подземных вод, тайну всех ремесел и священные культы. Именно в нашем славном Уре впервые воздвигли величественный храм-зиккурат. И этот жалкий, захудалый выскочка Вавилон, в котором нет ни одного приличного здания, задумавший дерзко тягаться с вечным Уром, должен знать подобающее ему место провинциального городка. Наша школа будет готовить вас дети именно для храма нашего славного Ура, чтобы никогда не угасла сила Шумера.
     Учителя Думузи дети стали слушать лучше, во-первых, из-за того, что он выскочил так неожиданно, а во-вторых, из-за того, что он говорил с большим жаром и чувством.
     Абзу слушал Думузи, сжав губы и видно было, что ему не нравится, что тот говорит. Впрочем, Думузи тоже не успел все высказать, время урока вышло. Надо отдать должное учителям, они больше не ссорились, сказали, что для первого дня достаточно, попрощались дружно с детьми, объяснив, что завтра всех ждут в это же время и отпустили учеников по домам.
     Дети с гиканьем выскочили на свежий воздух, Нина осталась одна с учителями в классе.
     На этот раз Абзу не намеривался уступать Нину Думузи, и довольно решительно заявил, что Нину пригласил для разговора первым он.
     – Ведь, так? – спросил он девочку.
     Нина утвердительно кивнула головой, и Думузи ничего не оставалось, как с подозрительным видом сесть на заднее сидение.
     Абзу же подошел и ласково погладил ученицу по голове:
     – Хорошо Нина, что ты попала в нашу школу. Это только начальная школа, и те, кто закончат ее, с трудом, но смогут читать, и их задачей будет вести скучный бесконечный учет товаров и урожая поступающих в хранилища нашего славного храма. А есть и другие школы, не обязательно в Уре, мы берем туда детей очень знатных и богатых родителей, однако не всем им под силу наука, поэтому берем и талантливых детей из семей служащих, вроде твоей. Если ты попадешь в какую-то из этих школ, то научишься не только писать и считать, но и петь, танцевать, играть на всех музыкальных инструментах. Самое главное, научишься великому искусству любви богини Инанны и, может быть, удостоишься чести взойти на вершину зиккурата, стать лукурой, великой жрицей, и не обязательно здесь, а в самом Вавилоне. Кто знает, может быть, сподобишься родить от бога великого царя Вавилонского.
     У Нины от этих слов закружилась голова. Сколько раз она смотрела восхищенными глазами на величественную пирамиду и видела, как восходила наверх жрица необычайной, ослепительной красоты, и вот ей предлагают осуществить не только самые ее заветные мечты, но и намного больше этого.
     – По твоим сияющим глазкам, милая девочка, вижу, что ты согласна, приведи завтра ко мне сюда своих родителей, и мне думается, они не откажут тебе в такой чести. Мне думается, что даже удочерю тебя, в награду за то, что нашел такое сокровище.
     Нина была как пьяная, в ее голове вспыхивали радужные картины, все это крутилось, вертелось и не давало успокоиться. Позади нее раздался болезненный кашель, Нина вздрогнула, увидев, перед собой скорбного Думузи. Учитель Абзу с усмешкой посмотрел на него и вышел из класса.
     —  Я знаю твоих родителей, Нина. Ответь мне только на один вопрос, для чего ты желаешь стать жрицей?
     – Я смогу наряжаться, смогу краситься косметикой, у меня будет много благовоний, у меня будет большой дом, несколько ванн, меня пустят на вершину зиккурата, откуда я увижу весь наш прекрасный мир.
     – И это все?
     – Нет, не все, – Нина потупила свои большие глаза, затем они вспыхнули изнутри каким-то необычным светом, – я хочу увидеть бога.
     Думузи даже отшатнулся от нее, как от пылающего очага:
     – Именно это я от тебя и хотел услышать. Нина, в тебе задатки великой жрицы, и именно поэтому не ходи в школу к Абзу. Лукурой может стать только та, кто несет внутри себя ужас и непостижимую ночную грозу, кто имеет взгляд жуткой мудрой совы с человеческим лицом. «Нина» так раньше и звали лукур. Но теперь нет в Уре лукур, они исчезли, когда аккадцы овладели нами, и нет у нас жриц, ныне остались одни «мукаркиды».
     – Но ведь «мукаркиды» тоже служительницы храма, – удивилась Нина.
     – Увы, мукаркиды только с виду служительницы храма, но никогда не были ими. Жрицы, это женщины, что несут божественный ужас, и этим приобщают людей к богам и цивилизации, а мукартиды несут только похоть, и поэтому развращают и уничтожают наше царство и славный Ур, учат непослушанию, легкомыслию и заполнили своими тростниковыми матами все улицы. Теперь нет прежних учителей, и некому научить великой тайне «ночной грозы». Теперь отбирают из школ красивых видом, только для того, чтобы дать им тростниковый мат и послать на площадь, чтобы жить за счет их денег. Абзу же удочерит тебя и не станет даже платить тебе за твое унижение, и потухнет в тебе тот огонь чистоты, что теплится теперь. Абзу хотя и шумер, а не аккадец, но прислан из Вавилона, чтобы не появилась у нас ни одна лукура. Он опасный человек.
     По щекам Нины потекли слезы:
     – Что же мне теперь делать?
     – Откажись от предложения учителя Абзу, живи тихо, ходи в нашу школу, только не показывай своих знаний. Тебя буду учить не заметно я сам у меня дома, и ты увидишь, Энлиль не оставит нас. Скоро, очень скоро, мы скинем со своих плеч иго захватчиков и тогда нам и понадобится Великая жрица-лукура, что могла бы сохранить божественный огонь, что горит в тебе для черноголовых, чтобы слава Шумера вновь воссияла среди народов. Иди спокойно домой, но ничего не рассказывай своим родителям, а главное — бойся Абзу, это человек-бездна.  
     Голова Думузи скорбно упала на грудь и он замолчал.
     Нина кивнула и, шмыгая носом, вышла из школы, но как только она оказалась на улице, ее за руку схватил учитель Абзу.
     – О чем ты говорила с Думузи? Отвечай, паршивка!
     Нина перепугалась и заплакала в голос. Она никак не ожидала, что добродушный Абзу может так больно схватить ее и говорить с ней таким тоном. Абзу сразу отпустил ее руку и попытался смягчить свой голос.
     – Не верь этому человеку, он злой человек. Если наговаривал на меня, не верь, он хочет использовать тебя в своих целях.  Это коварный лис, обольститель, он улавливает неопытных девочек в свои сети и делает их своими наложницами. И не реви так, чего ты ревешь, шумерские боги не любят шума, они покарают тебя.
     Абзу опять схватил Нину за руку.
     Из школы выскочил Думузи и набросился на Абзу.
     – Не трогай ребенка, – заорал он, одновременно мутузя коллегу кулаками. – Из-за таких как вы нет будущего у Шумера, вы вавилонские прихвостни пустили хабиров на все ключевые посты в городе, эламиты грозят нам войной, у нас нет сил противостоять им, а вы продолжаете грабить Ур и только слава его еще сдерживает наших врагов.
     Казалось, что Думузи продолжает урок, только каждое слово он запечатывал тумаком.
     Абзу защищался от ударов, его шерстяная юбка с большой пряжкой моталась из стороны в сторону, но он вдруг изловчился, подставил Думузи подножку, так, что тот упал, подняв облако пыли. Абзу, не смотря на свою полноту, проворно сел на Думузи, схватил его за руки лишая подвижности.
     – Вот и все. Ты не понимаешь, глупый человек, как все тебе подобные, что Шумеру уже не помочь, боги решили уничтожить его. Евфрат несет с собой все больше ила, и берега Нижнего моря отходят от нас, мы не сможем больше торговать как прежде, а значит не сможем купить достаточно рабов, которые поддерживали бы в порядке наши каналы. Урожаи упадут, армия обнищает, опустошительные набеги прокатятся как потоп, истребятся шумерские законы, в руины обратятся дома и города, пустыми станут хлева и загоны, исчезнет сила Шумера, покинут ее боги, угнаны будут люди в чужие земли, опустеют берега Тигра и Евфрата, не будет в полях пахаря, не выведет стада пастух, исчезнет дичь, не будет зверей, высохнут пруды, названия забудутся, сорняк задушит тростник, засохнут деревья и все покроют пески. Бежать надо отсюда в великий Вавилон, только он еще может отсрочить нашу гибель, и то не надолго. Но через аккадцев не погибнет огонь Шумера, ибо они глупы и невежественны и слушают нас, открыв рот. Они изучают наш язык, наши обычаи так, что они будут родными. Но бойся, если вы задумали восстать против аккадцев, в гневе они сотрут с лица земли не только Ур, но и всех шумеров, включая и нас, обучающих их.
     Абзу сидел верхом на Думузи и словно проводил урок, втолковывая нерадивому ученику прописные истины, тот же лежал, будто спеленатый младенец, но его ноздри гневно раздувались, как вдруг ловко пнул Абзу коленкой в спину, что тот слетел в пыль. Думузи вскочил и бросился на Абзу, уже не говоря ни слова, и они покатились борясь по улице, чуть не сбив девочку.
     Нина бросилась бежать прочь. Она бежала глухими переулками, от ее прекрасного утреннего настроения не осталось и следа. Но как бы она не бежала, куда бы не поворачивала, над ней, казалось, недвижимо, парил, как орел, огромный ослепительный конус зиккурата. Снизу черный, в середине красный, сверху невероятно белый, с голубой таинственной комнаткой, на самой вершине, которая, казалось, растворялась в ясном небе. Пробежав несколько кварталов, она оказалась на главной улице, и ей пришлось лавировать между праздной толпой; идущей с полей храмовой скотиной; и уставшими войнами с огромными медными щитами, одетыми в такую жару в тяжелые войлочные бурки с металлическими бляхами. Но Нине хотелось быть подальше от людей, чтобы проплакаться одной и заметив глухой переулок, метнулось туда, врезавшись в живот какого-то человека. Слезы застилали ее глаза, Нина ударилась в рев, уже не обращая ни на кого внимания.
     – Чего ревешь? – спросил человек, – как зовут-то тебя?
     – Меня зовут Нина, и я хочу служить в хра-а-а-а-ме!
     – Ты что хочешь стать храмовой блудницей? – удивился человек, – на вид ты очень приличная девочка и хороших родителей, чего же ты плачешь?
     У Нины вдруг высохли слезы, и глаза ее сверкнули:
     – Я не хочу распускать волосы на площадях как мукаркиды, я хочу стать лукурой и носить косу Инанны возле самого неба.
     – Ах, вон, в чем дело, – человек присел на корточки и внимательно посмотрел Нине в глаза, – а ты знаешь, девочка, магазин Тараха, что торгует храмовыми статуэтками?
     – Кто же не знает этого магазина, он самый большой и самый уважаемый в нашем городе, – ответила Нина, всхлипывая и размазывая слезы по грязной мордашке.
     – Да, девочка, это магазин моего отца. Его очень уважают при храме, и он может пристроить тебя туда, могу похлопотать за тебя, им нужны девочки при храме, только скажи мне прежде дитя, откуда на земле беды, и почему получается всегда не так, как мы хотим?
     Нина совсем успокоилась, ей всегда нравились такие вопросы:
     – Мама мне говорила, что когда Энки лепил из глины человека, то примешал к ней свою кровь, но он был при этом немного пьян, отсюда и все наши беды.
     – Пожалуй верно, боги Шумера пьяны, и пьянство их беспробудно, – усмехнулся собеседник, – как же ты, девочка, хочешь служить пьяным богам, которые сами себя не в состоянии контролировать?                                       
     Нина удивленно смотрела на собеседника:
     – Но это святотатство, Энлиль покарает вас.
     – Разве? А мне вот хочется в магазине моего отца разбить все его статуэтки. Люди не молятся, они заняты своим хозяйством, а вместо себя ставят в храме эти статуэтки, с огромными глазами, чтобы они молились за них. Человек должен молиться сам, сокрушать свое сердце, а не ставить вместо себя в храме болванов, покупая их за деньги.
     – Глиняные статуэтки это двойники людей, как нас слепили боги, так и мы слепили их. Мы работаем за богов, а они работают за нас, – не сдавалась Нина.
     – Я все знаю девочка, но раз так, то Кто, слепил самих богов, как и они, слепили нас из глины. Кто слепил бога неба Ану, и бога грозы Энлиля, и бога земли Энки, и богиню Инанну, которая сама не знает, чего хочет?
     —  Кто же это? – глаза Нины совсем округлились от удивления. – Разве может быть что-нибудь выше богов, неба и звезд? Разве и они слеплены, как и мы?
     – Да, Нина, но я не могу назвать тебе Его имя, могу только сказать, что Он не пьян, и все дела его трезвы и праведны, а беды все от нас самих, ибо мы не знаем Его, а если узнаем, то спасемся.  
     – А Он может спасти шумеров? – осторожно спросила Нина.
     – Он может все, только место это слишком нечисто, надо выйти отсюда, разве может опомниться Шумер, может он перестать считать свои бесконечные товары? Девочка пойдем со мной, я тебе дам новое имя, мой караван уже готовится, мы уйдем очень  далеко отсюда, там ты сможешь увидеть Бога.
     – Мы уйдем в Вавилон?
     – Нет, мы не пойдем туда, там горит все тот же торгашеский дух Шумера, который великие дары превратил в глину. Мы пойдем туда, где обетованно нам быть.
     – Я не знаю, как поступить, Господин, но как зовут тебя?
     – Аврам,  имя мое.