— Машину нужно любить и беречь, тогда она сто лет тебе прослужит. Вот, допустим этот трактор, Т-16, еще советский, их уже не выпускают, а у меня все еще ездит. — Продолжал кричать водила старенького трактора с кузовом впереди своему безучастному пассажиру, — Я вон, видите, еще сдвоенные колеса поставил для проходимости, раму подварил для надежности, и езжу себе куда хочу. Верно? Верно!
Пожилой солидный пассажир, к которому обращались эти слова, никак не реагировал на речь шофера, только равнодушно покосился вниз, где прямо под ним, в проеме выломанной дверцы, месили грязь спаренные протекторы. Трактор нещадно трясло и кидало из стороны в сторону по разбитой лесной дороге, посреди смешанного березо-осинника. В кабине частично отсутствовал и пол, так что была видна трансмиссия.
«Странное слово: «трансмиссия», — подумалось пассажиру, — что-то вроде «миссии транса». От мысли его снова отвлек голос водилы.
— Щас доедем, километров десять осталось, последнее болотце только проскочим…. Вы меня простите, сразу не спросил, вас как зовут, уважаемый?
— Статор Петрович Стрежнев. А тебя? – Тоже прокричал пассажир.
— Гоша. Будем знакомы. А чё за имя такое: «Статор»? Немецкое?
— Нет, сокращенное от «Сталин торжествует».
— Упс! Вы только про это не говорите никому, а то поймут не правильно. А вы не врете?
Статор Петрович окатил его холодным взглядом:
— Я всю жизнь в начальниках, и врать не привык, сам недавно узнал. – Статор Петрович помолчал. – Домой я еду.
— Так вы чё, в Стрежнево родились? – Насторожился Гоша. – Его уж лет пятьдесят как нету.
— В паспорте у меня так написано. – Тихо сказал Статор Петрович.
Гоша некоторое время молчал.
– Так вам, зачем туда? Комиссия чё-ли какая? Может слухи какие просочились? Мы ничё не знаем. – Опять прокричал он.
Ответом было молчание.
Гоша засуетился, хотел сосредоточиться на дороге, но не успел, трактор нырнул в ложбинку, за которой начинался подъем, но выбраться из нее уже не сумел. Машина стала как-то заваливаться набок, мотор натужно затарахтел, из выхлопной трубы повалил сизый дым, колеса же продолжали крутиться, но трактор не двигался.
— Упс. Вот и сели… — Гоша хотел ругнуться, но покосившись на гостя, сдержался, — Это ничё, бывает, щас выберемся.
Он пытался подать назад, затем вперед, но какая-то сила держала трактор на месте при вращающихся колесах.
Гоша выпрыгнул из кабины и за ним последовал Статор Петрович. Картина открывалась следующая: спаренные колеса одной стороны трактора стояли в небольшой луже, но с другой стороны, почти наполовину ушли в жижу выбоины.
— Вот незадача, нужно было правее взять. – Стал разговаривать Гоша сам с собою, разглядывая ситуацию с разных сторон. – На брюхо вроде не сели, рама свободна. И ямка-то казалась не глубокой, и тут еще подъем этот, разогнаться не дал. Эх, надо было домкрат взять и лебедку, страх совсем потерял. Ладно, проскочим. Слушай, э-э-э… Петрович, нужно помочь. Подкопай вот тут малёхо, пока я веток нарублю.
Статор Петрович утвердительно кивнул, и, взяв из рук Гоши саперную лопату, стал срезать землю с края колеи.
Тем временем Гоша достал из кабины замызганный топор и пошел рубить ветки у придорожных деревьев.
— У меня видишь, блокировка полетела, поэтому и заелозили. – Стал объяснять он пространству. – Ветки же нужно не вдоль, а поперек класть, чтобы сцепление было, этому меня еще отец учил. Таким колесам ведь главное зацепиться, а там вынесут, кони вороные. Правильно? Правильно!
Гоша старательно запихивал нарубленный хворост под колесо, опуская руку по локоть в глинистую жижу.
— Вы, уважаемый, постойте пока в сторонке… «Он сказал, «поехали» и махнул рукой». – Пропел Гоша, вытер руки ветошью, залез в кабину, махнул рукой, но поехать так и не смог. Колеса снова крутились на месте.
Гоша заглушил махину, выскочил, и с сомнением посмотрев на пассажира, вдруг выдал:
— Просто беда какая-то. А на кой, спрашивается ляд, вас в Стрежнево потянуло? Туда ведь даже рыбачить не ездят, река весь яр смыла, одни коряги кругом, и лес третий год горит, страшно там. Не любят у нас в Бережном Стрежнево, плохое место…
Стальной взгляд Стрежнева остановил его тираду.
— Я тебе заплачу в два раза больше.
Гоша сначала с подозрением смотрел на «городского», затем крякнул и засуетился:
— Ну, вот это другой разговор, прибавка, так сказать, за экстрим, это правильно, по-деловому. Вот это мы понимаем, а нам чё, дело ясное. Видите, мы в глинистой жиже сидим, она все заляпывает, и зацепиться колесам за ветки не дает. Есть другой способ, этому меня еще дед научил. Нужно рвать сухую траву и забивать под шины. Солома влагу впитает и колеса по траве, как посуху выедут, мы так комбайны вытаскивали. Правильно? Правильно!
Гоша стал выдирать прошлогоднюю траву, благо, что ее тут было много, и старательно ее забивал под протекторы опять по локоть в жидком суглинке. Наконец удовлетворившись своей работой, водила помыл руки на обочине в ржавой болотной промоине, заскочил за руль, подмигнул Статору и перекрестил стартер. Мотор взревел, колеса снова прокрутились и выбросили измазанную грязью траву с другой стороны. Жижи меньше не стало, для ее пропитывания нужна была бы целая копна сена.
Гоша еще несколько раз поелозил вхолостую колесами, но от этого трактор стал еще больше крениться набок. Водитель заглушил двигатель и с досады ударил об руль руками. Он снова вылез из кабины, мрачно смотря на полученный результат.
— Только глубже закапываемся, одна сторона еще стоит, а эта вообще опору потеряла, вот и поехали набок. Под нами же старая гать, стволов накидали, веток, потом глины навозили, песка, да только уже сгнило все, вот мы и проваливаемся сквозь нее в жижу. Понесло же меня к этому леснику, и завтра ведь мог бы зайти.
Статор Петрович за собой никакой вины не чувствовал. Он первым делом заехал в лесную контору в ближайшем поселке Бережном, рассчитывая, что лесник поможет ему попасть на Стрежнево. Но лесник категорически отказался туда ехать, ссылаясь на загруженность. Тогда Статор Петрович сказал, что собирается в Стрежнево арендовать кусок земли. Лесник хмыкнул и набрал на телефоне номер начальницы в районом центре и кратко объяснив ей суть дела, передал трубку просителю. На другой стороне Статор услышал женский вой, в котором он разобрал, что никому никогда не видать ни в аренде, ни в собственности, ни пяди стрежневской земли.
Потом лесник объяснил, что после ликвидации поселка, Стрежнево переходило из рук в руки, а затем все документы потеряли, статус земли не ясен, тут его начальница решила эти земли под лесхоз подмять, всем нервы измотала, ее из прокуратуры уже выгонять стали. Теперь как услышит про Стрежнево, так орет. Короче пропади ты пропадом, стрежневская земля.
Тут-то и зашел случайно в контору лесника Гоша и, ухватив мгновенно суть разговора, предложил Статору Петровичу услуги по доставки его тела в бывший поселок за определенное вознаграждение…
Тем временем Гоша чуток успокоился, и к нему вернулось расположение духа.
— Упс! Есть безотказный прадедовский метод на все времена – называется: «лага». – Гоша многозначительно поднял указательный палец вверх. – Против лома – нет приема. Объясняю суть: ищем прямую, не слишком толстую и не слишком тонкую березу или осину, лучше, конечно березу. Рубим ее, очищаем от веток и вершины и получаем «лагу», а в просторечии – рычаг. Загоняем лагу под раму трактора, чего-нибудь подкладываем, нажимаем, трактор поднимается, один держит, а другой быстренько подкладываем ветки под колеса. Правильно? Правильно!
Деревьев вокруг было много, и вскорости Гоша срубил подходящую березу, обрубив ей верхушку и ветки.
— Задача, ваша Петрович, такая, — пояснял Гоша, — заводим лагу под раму трактора, я подкладываю под бревно бревнышко, а ты держишь. Потом мы с вами вместе давим на противоположный конец, рычаг поднимает трактор, вы держите лагу, а я подкладываю под поднявшееся колесо ветки. Понятно? Понятно!
Гоша завел конец лесины под раму трактора, они нажали – трактор не поддавался, нажали еще — и колеса, чавкая, чуть сдвинулись, еще нажим и… лага с треском сломалась. Оба мужика полетели на землю. Гоша некоторое время объяснял окружающему миру, что он думает обо всем происходящем, потом махнул рукой.
— Бесполезно, тут лес весь гнилой, болотный, сердцевины в нем нет. В нечистое дело я вляпался. Сколько раз мне мама говорила – не езди Стрежнево-то? Вы про село-то это знаете чево? То-то и видно, что не знаете, а то бы не поехали. Ладно, выбираться нужно. – Гоша некоторое время напряженно сидел, затем поднял палец вверх. – Во! Есть древнейший метод наших предков, им еще телеги из грязи вытаскивали, «стоеросина» называется. Объяснить? Объясняю! Нам даже ничего и рубить не нужно, обломок лаги пригодится. Берем бревно, прикручиваем его к колесам, те крутятся, увлекает под себя бревно, наезжают на него и выбираются из западни. Просто и премудро.
Гоша полез в кабину и достал оттуда моток проволоки, затем отломал от нее два длинных куска, протащил остаток лаги под дном трактора и привязал лагу к колесам с обеих сторон проволокой.
— Вот это дело, сто процентная гарантия. — Заключил довольный Гоша, — Вперед и с песней.
Гоша заскочил в кабину и завел трактор. Колеса сначала привычно прокрутились в жиже. Затем они потащили за собой прикрученное бревно и подмяли под себя. То колесо, что было повыше, наехало на бревно и стало выезжать из ямки, то же, что зарылось глубже, тоже с хрустом зажевало бревно, но вместо того, чтобы ехать прямо стало разворачиваться на месте, при этом передок трактора стал подниматься вверх. Оба маленьких передних колеса поднялись в воздух, и если бы Статор Петрович не повис на кузове, то трактор наверняка бы опрокинулся назад. Но Гоша продолжал с остервенением жать на гашетку газа, и неизвестно чем бы это кончилось, если бы мотор вдруг не заглох. Гоша попытался снова завезти машину, но бесполезно.
В итоге картина получалась следующая. Одно заднее спаренное колесо описало по земле дугу, вторая же пара колес развернулась вокруг своей оси и еще глубже ушла вниз, превратив колею в целую промоину. Сам же трактор развернулся на девяносто градусов и сейчас стоял поперек дороги, перекошенный и поставленный на дыбы, и только одно переднее колесо чуть касалось земли.
— Почти сработало, — в азарте продолжал кричать Гоша, — сейчас перевяжем бревно и выберемся, трактор просто развернется в обратную сторону, и мы поедем под горку домой. Ну его это Стрежнево.
Он выскочил из кабины, присел у колес, чтобы отмотать проволоку и исторг крик горя. Проволока, привязанная к бревну, так впилась в покрышку, что порвала ее вместе с камерой. Та же картина наблюдалась и с другой стороны.
— Где я теперь такие покрышки возьму? — Причитал Гоша. — Их же уже никто не выпускает, они же таких деньжищ стоят.
Он попытался отцепить проволоку, чтобы освободить бревно, но ничего не получалось. Гоша полез в кабину, чтобы задним ходом вернуть бревно на место, но трактор не заводился. Гоша подергался еще пару раз и опустил голову на руль.
— Всё, приехали. Передок поднялся, соляра в баке вниз стекла, и в заборник не попадает. Надо в поселок за помощью столько километров шлепать. Бог в Стрежнево не пускает, неужели не ясно? Гиблое ваше дело. Не ходите вы туда.
— Да что ты все заладил, одно да потому. Почему туда ходить не надо? – Взорвался Статор Петрович.
— Да вы, похоже, действительно не знаете. Да и откуда вам. А я вам скажу, сам видел. Весной-то берег стрежью подмыло, он обвалился, а на срезе двенадцать слоев тел, а между слоями щиты деревяные, и все известью пересыпано. Известь такая желто-белая, а тела темные, плоские и свалены как попало, а не разложились. Наверно больше тысячи тел. Три дня стояло, а потом все стрежью смыло. В Бережном-то все про это узнали, а не сказали никому, потому что это родня наша. Там же «городок НКВД» стоял, стражи жили, нас берегли. Все поселенцы через Стрежнево шли, тюрьма там была, склады. Забыл Бог это место, ничья она теперь, и людям туда ходить не след.
Гоша махнул рукой, взял из кабины топор и, не оборачиваясь, двинулся понуро по дороге к поселку Бережному.
Статор Петрович подождал пока его спина не скроется за поворотом и пошел в противоположную сторону. Сразу за болотом началась горелая тайга с желтой хвоей на соснах, будто мир сфотографировали в режиме сепия. Пройдя часа два, Статор Петрович вышел на берег реки.
После горелого леса вокруг было необычайно свежо и просторно, летали многочисленные стрижи к своим норкам. Река действительно съела весь яр, так что вокруг не было никаких признаков пребывания человека.
Статор Петрович сел на краю берега и свесив ноги, достал из кармана сложенную бумажку. Это была копия, из Томского архива, куда он сунулся, в поисках предков. Была у него единственная зацепка: место рождения в паспорте – поселок Стрежнево. До этого Статор Петрович страстно желал узнать свое происхождение, поскольку знал только объяснение вынесенное им из детства, что его родители погибли, но никак не решался начать поиски, пока не вышел на пенсию. В архиве же, на его запрос о селе Стрежнево, вынесли тоненькую, почему-то обгорелую снизу папку, где в полном беспорядке были подшиты двенадцать бумажек. Создавалось впечатление, что их просто смели со стола и прострочили нитками в таком виде. Какие-то бумаги прошились боком, какие верх ногами, какие за угол. Там оказался просто фантик из-под конфет, размытые счета и другие не понятные для Статора бумаги. Буквы выделялись на желто-белых листах, словно распластанные тела. Среди этого бумажного хаоса Статор Петрович и наткнулся на вырванный листок протокола какого-то заседания, исписанный химическим карандашом.
«…комитет комсомола, партийная ячейка поселка Стрежнево подошли к этому вопиющему случаю не по-партийному, потеряв коммунистическое чутье и классовую бдительность, забыв о борьбе с мировой буржуазией. Никто из коммунистов не остановил спецпереселенку Серафиму Ивановну Береговую, не обратил внимание на ее перерождение. В то время как ей было оказано снисхождение трудового народа, и она была устроена уборщицей в финотдел комендатуры, а так же стала подругой замфо, кандидата в члены ВКП (б) Мокрогубова Феликса Семеновича, геройски погибшего от рук озверелых спецпереселенцев. Вышеупомянутая С. И. Береговая предательски сошлась с сыном подкулачника Кулаковым Петром Митрофанычем и родила от него ребенка, которого по указанию подкулачника Кулакова П. Ф. крестил ссыльный поп. Постановляем. Принять отречение С. И. Береговой от Кулакова Петра Митрофаныча, с заключением последнего под стражу и передачей дела этого антисоветчика и подкулачника в стрежневские органы НКВД. Принять отречение С. И. Береговой от своего сына и провести в противовес крещению церемонию «октябрин». Дать младенцу пролетарское имя Статор (Сталин торжествует) в честь горячо любимого вождя мирового пролетариата товарища Сталина. Передать младенца Статора для коммунистического воспитания в детский дом районного центра. Решить вопрос о заключении С. И. Береговой под стражу, в связи с ее отказом от собственных слов и оскорблением Советской власти и трудового народа. За потерю классовой бдительности и чувства ответственности объявить строгий выговор с занесением в личное дело начальнику финансового отдела, члену ВКП (б) А. П. Шкальскому. Поручить провести во всех первичных ячейках комсомольских и партийных организаций разъяснительную работу о недопустимости…».
Статор Петрович порвал бумагу, скомкал и бросил в реку. Бумажка сначала закрутилась в водовороте, потом темная река быстро понесла ее в свои неведомые хранилища.
Статор Петрович сидел и смотрел на вечнодвижимый речной стрежень, что подмывает в своем непрерывном движении берег, открывая сокрытое. Вот он сидит и ему больше некуда идти. Еще ему подумалось, что ничьей земля быть не может, она просто снова становится Божьей, когда уходят все калечившие ее и снова становится так красиво, что невозможно отвести глаз. Что-то кольнуло в груди и он с удивлением увидел, что природа перестала быть сама собой, река изменилась до неузнаваемости, а из-за горизонта вдруг стало неудержимо восходить Великое Солнце Правды.