В начале воспитательнице детского сада Марье Ивановне было не до Вовочки, и он на некоторое время оказался предоставлен сам себе. В водовороте ее воспитательной деятельности, он очутился на периферии и был вынесен к большому детсадовскому окну. За окном яркое летнее солнце играло с березовыми кронами, то, выглядывая, то, прячась за изумрудными листочками, что трепетали в утреннем ветерке. Вовочка прищурил глаза и тоже стал играть с солнцем: его лучи разбились об прикрытые ресницы и превратились в тысячи радужных искорок, переплетавшихся в удивительное разноцветное панно, которое при каждом движении тела, листьев или солнца, как в калейдоскопе, переливало свой цвета в новые неповторимые узоры.
Вовочка стал забираться на широкий подоконник, но усесться удобно ему мешала лежащая на нем книга. Мальчик отвлекся от вида на улицу и раскрыл книжку. Читать он не умел, но очень хотел, буквы его весьма интересовали, он никак не мог понять, как из этих черных решеточек выпускать на волю дивные страны? На открытой им странице какая-то женщина мыла открытую раму окна. Буквы под картинкой сами были похожи на причудливые рамы окон. Вовочка живо представил, как он моет буквы и открывает их как окно. Он подергал детсадовское окно, но оно прочно было забито гвоздями, чтобы дети ни могли из него вывалиться.
Вова сидел на подоконнике спиной к окну и, болтая ногами, глядел в зал на собирающихся детей. Вот пришла кудрявая Лиля, она нравилась Вовочке, но он старался не показывать этого и вел себя с Лилей грубо и пренебрежительно, никогда ее не смешил, в отличие от других девчонок. Вовочке было неприятно свое поведение, но он ничего не мог с собою поделать.
Вот и сейчас он сделал вид, что ему совершенно безразлично, что она пришла в садик, и он стал рассматривать крашенные половицы под своими ногами. На половицах не было ничего интересного, только пыль, летающая в лучах света. Правда была еще тень от рамы окна, да от колеблющихся березовых листьев и от темного силуэта самого Вовочки. Вдруг Вову осенила поразившая его мысль: тень от окна напоминала букву. Буквы это тени предметов – догадался он. Вовочка спрыгнул на пол и потрогал ладошкой темное перекрестие рамы на полу, оно было холодное. Потрогал рядом освещенный солнцем квадрат, пол на ощупь был теплым и приятным. Если буквы тени предметов, то где же то солнце, и где те предметы, чьими тенями стали буквы? Вовочка даже огляделся по сторонам, в поисках особого света, но ничего примечательного не увидел. Затем мальчик снова открыл книгу на подоконнике и стал водить по буквам пальцем: температура букв была такой же, что и окружающая их бумага. Вовочка вздохнул и стал осторожно ходить по крестообразной тени, стараясь не оступиться и не наступить в светящиеся квадраты, иногда ему помогали удержаться тени трепещущих березовых листиков.
— Ты чем это тут занимаешься? – раздался над ним грозный голос Марьи Ивановны.
— Я читаю, – честно ответил Вовочка.
— Ты тут балуешься, анекдот ходячий. – Отрезала воспитательница и задернула шторы. – Ну-ка, бери стульчик и марш к пианино, будем спеваться перед завтраком.
Играла сама Марья Ивановна:
«Во поле березка стояла,
Во поле кудрявая стояла,
Люли, люли стояла…
Некому березку заломати,
Некому кудряву заломати,
Люли, люли заломати…»
В принципе Вовочка неплохо относился к этой песенке, «сломать березку», это было ему понятно. Он только не понимал как это «заломать кудрявую Люли», наверно это старинное слово означало что-то вроде «напинать». Еще Вовочка не понимал, зачем Люля стоит рядом с березкой, и почему, после того как он ей наставит пинков, он должен играть ей на гудочке и на балалайке. Хотя, в принципе, это было как раз то, что ему хотелось: сначала напинать Люле, а потом пойти с ней играть во что угодно. Потом бы он ее никогда больше не бил, но один раз это было просто необходимо, иначе Вовочка перестал бы уважать самого себя, и над ним бы смеялись мальчишки, что он водится с девчонками. Вовочка покосился на старательно певшую Лилю и вздохнул, понимает ли она, какая участь ее ждет? Но что за день был сегодня, Вовочку пронзила такая мысль, что он даже перестал петь. Как он раньше не догадывался? Все буквы были сломаны! Да, буквы это поломанные березки. Вовочка завертелся на стуле. Накостылять Лиле надо для того, чтобы прочитать ее. Лиля это окно в солнечный мир. Один раз они ходили всем детским садом в театр кукол и Лилю поставили парой с Вовочкой. С тех пор он и обратил на нее внимание, и руки у нее были холодненькие, как тень на полу. Вовочка сполз со стула, пробрался на корточках, потрогал Лилину руку: она была горячей, будто нагретая на солнце. Лиля завизжала, кто-то упал со стула, коллектив сломался.
— Это что такое? Прекратить безобразие! Всем сесть на свои места!
Вовочку спасло то, что увлеченная игрой Марья Ивановна, не отследила всей последовательности его действий, поэтому воспитательница ограничилась грозным последним предупреждением в его адрес.
После неудачной спевки детей посадили на завтрак. Давали толченую картошку и компот. Вовочка взял вилку и стал изображать из нее комбайн. Комбайн ездил по картофельному полю, оставляя за собой ровные бороздки от зубьев вилки. Где линии были ровные, там поле сохранялось, где же происходил сбой, там куски поля съедались комбайнером. Наконец остались только удивительно ровные полоски, и Вовочке было жалко их кушать. Он повернулся к Лиле, сидящей за соседним столиком, и показал ей свое творение:
— Смотри, это я написал.
Лиля растерянно улыбнулась.
Вовочка повернулся обратно и поднес тарелку близко к глазам, золотой ободок на ее краю играл бликами. Зрение потеряло фокус, в итоге блики стали большими и слились в единое поле. Вовочка смотрел как бы сверху через окно на яркое поле, покрытое шелковистой золотой травкой. Вовочке всегда хотелось спрыгнуть туда, и поиграть с кем-нибудь на этой травке.
Вовочку из его дивной страны вернул подзатыльник Марьи Ивановны, так что Вова чуть не ткнулся носом в спаханное им поле:
— Ты, почему не ешь? Твои номера, у меня не пройдут, раз не хочешь есть нормально, то тогда после завтрака, пока все будут играть, будешь носить один за всех посуду на мойку.
После завтрака, пока дети складывали кубики, собирали конструктор, играли в магазин и занимались прочей ерундой, Вовочка носил грязную посуду. Вова был даже рад такому обороту дела. Вместо того чтобы складывать скучные кубики, он наелся ягод из недопитых компотов. Свое «картофельное поле» Вовочка отнес последним, так что оно красовалось теперь сверху всех объедков в большом кухонном помойном ведре.
Поиграть Вова так и не успел, когда он закончил таскать стаканы и помог протереть столы, детсадовцев посадили рисовать.
Вовочка открыл свой альбом и задумался, что бы ему нарисовать. Сначала он нарисовал в углу солнце, потом нарисовал окно и большую тень на полу в виде креста.
На альбом упала тень от головы Марьи Ивановны:
— Владимир, ты зачем это крест нарисовал? Кресты были только у фашистов и у церковников, надо рисовать не кресты, а звезды.
Вовочка смутился:
— Марьванна, я не умею рисовать звезды. – Тихо сказал он.
— Это намного проще, чем рисовать кресты, я сейчас тебя научу. Ставишь пять точечек и соединяешь их линиями, вот так, вот так, вот так… теперь попробуй сам.
Вовочка до пяти считать умел, и пять точек нарисовал, хотя немножко не так как у воспитательницы, однако с линиями вышел полный провал, он как-то не так соединил точки, и получилась не звезда, а какой-то страшный «ежик».
— Да не так же, – кипятилась воспитательница, – вот смотри, можно по-другому. Рисуем острый уголочек, к этому уголочку еще уголочек, к нему еще вот сюда, а отсюда сюда, а потом сюда и получается прекрасная звезда.
Вова недавно научился завязывать шнурки, причем один из первых в группе, хотя далось это ему не легко, но звезда оказалась запутанней шнурков. Уголочки Вовочка, конечно, нарисовал и много, но звезда из них не выходила. И вообще, звезда, что нарисовала Марья Ивановна, не нравилась Вове, она была колючая, опасная, запутанная и походила на саму Марью Ивановну. Наконец воспитательница уразумела тщетность своих усилий, плюнула в сердцах и оставила задумчивого Вовочку в покое.
Вовочка перевернул листок и опять нарисовал ярко желтое солнце в углу листочка, под ним золотую траву, на траве нарисовал себя и Лилю, их общая тень крестом падала на открытую книгу в виде рамы окна. Вовочка был доволен. Однако чего-то не хватало, он подумал и нарисовал темную тучу, косматую как волосатая звезда Марьиванны, накрывающая солнце. Вот теперь хорошо.
— Та-ак, понятно, опять чепуху нарисовал, и что мне с тобой делать?
Марья Ивановна вырвала Вовочкин альбомный листок и, сложив его вчетверо, спрятала в карман белого халата.
После рисования, детей одели и погнали на улицу в ограду детского сада. Вовочка сегодня ни с кем не хотел играть, он присел в одиночестве, изучая трещины на асфальте, пока его не прогнали девчонки, расчертившие мелом классики. Вовочка отошел к металлической ограде, прижался к ней и стал смотреть на пустынную дорогу внутреннего двора соседнего дома. К одному из подъездов подъехала «скорая помощь».
«Это фашисты или церковники? – Задумался Вовочка, глядя на «красный крест». – Надо будет спросить у Марьи Ивановны».
Он пошел в самый дальний конец ограды. Это его любимое место, во-первых, оно почти не было видно из-за растущих кустов и березок, во-вторых, здесь был широкий бетонный желоб для стока воды и после дождя по нему можно пускать кораблики из ободранной бересты или бродить по нему в резиновых сапогах. Но сегодня дождя не было, и желоб был пуст.
Вовочка стал смотреть сквозь березовую листву, в которой чирикали воробьи, на полуденное солнце. Затем он обхватил ствол березы и потряс его, проверяя дерево на прочность. Береза не поддавалась. Вова потряс еще и от неожиданности даже присел: на дно желоба спланировал желторотый воробушек и с любопытством уставился на Вовочку черненькими глазками. Он явно не умел еще летать и не мог выскочить из бетонного желоба. Вовочка чуть не задохнулся от волнения, ему так захотелось поймать эту птичку и показать ее Лиле, даже даст ей подержать ее. Вовочка спрыгнул в водосток, осторожно стал подходить к птенчику, но как только он протянул к нему ладони, тот, пригнув голову, нырнул под руки, и, проскочив между ступней, оказался за Вовочкиной спиной. Вова сделал вторую попытку. Птенчик повторил маневр. Тогда в третий раз Вова решил действовать хитрее и преградил птенчику путь ногой. Раздался слабый писк, и все стихло. Вовочка растерянно сделал шаг назад, оказывается, он нечаянно наступил на птичку.
Вова осторожно поднял птенца и стал рассматривать его. Он никогда ранее не видел смерть, и не знал, теперь как ему быть. Он чувствовал вину, но не знал, как ее исправить. Вовочка растерялся. Положив птенчика под березку, мальчик поспешил к детям. Девчонки, в это время, нарисовав мелом на асфальте классики в виде длинного окна с огнем вверху, прыгали по нему на одной ноге, пиная жестяную баночку из-под вазелина. Лиля стояла в очереди на прыжки. Вовочка схватил ее за руку:
— Лилька, пойдем, что-то покажу. – Он грубо дернул ее.
— Не трогайте меня. – Лиля выдернула свою руку и опасливо посмотрела на Вовочку.
— Лиля, ну, пожалуйста-а. – Вовочка сам удивился просящим ноткам своего голоса.
Лиля растерянно взглянула на мальчика и, помедлив, подала ему руку. Вова притащил ее под березку, и дети сев на корточки стали рассматривать мертвого птенчика.
— Его надо похоронить. – Уверенно сказала Лиля.
— Да, да, я тоже хотел. – Вовочка согласно закивал головой.
Руками они вырыли глубокую ямку, положили туда воробышка и засыпали землей, сделав холмик.
— А теперь надо поставить крестик, так всегда делают. – Уверенно продолжила Лиля.
— Да, да, и я так хотел. – Радостно стал соглашаться Вовочка.
Лиля взяла два сухих стебелька травы, проколола одной травинкой другую и получившийся крестик воткнула в холмик.
Они сидели оба и смотрели на холмик с крестиком, на котором играли блики от колышущихся березовых листьев.
— Лиля, а ты умеешь читать? – Спросил вдруг Вовочка.
— Нет, – ответила Лиля, – но я знаю буквы.
— Я тоже знаю буквы, – уверенно сказал Вовочка, – они как холмик с крестиком.
Вовочка помялся и спросил еще тихим голосом:
— А ты знаешь Солнце, от которого буквы?
Глаза Лили распахнулись, и она так посмотрела на Вовочку, что ему показалось, будто он тонет в каком-то сияющем море. Лиля даже не ответила, только слегка утвердительно качнула головой.
— И я то же. – Вовочка был несказанно рад, – А ты знаешь, где оно?
— Оно уже здесь. – Загромыхала над кустами Марья Ивановна. – Это что такое? Ты уже Вовочка в кусты девочек потащил? Чего ты там хочешь узнать? Чем вы тут занимаетесь? Да, вы посмотрите на себя. А я то думала ты Лилия порядочная девочка? Всё, мое терпение лопнуло. Мы теперь поступим просто. С твоими родителями Владимир сегодня будет крупный разговор, а тебя Лилия я завтра, нет сейчас, перевожу в параллельную группу, чтобы оградить от домогательств этого типа.
В этот момент Вовочке вдруг стало ясно, где находится Солнце, в свете которого тени становились буквами. Сначала он не мог это выразить и задумчиво посмотрел на орущую Марью Ивановну. «Она просто не знает где Солнце, Солнце оно в глазах, нет, там, где-то за ними». Он посмотрел в глаза вопящей Марьи Ивановны, и Солнца там не было, и тогда его осенило еще: «Солнце оно у всех, но некоторые прячут его за тучей гнева, чтобы быть вместо него». Это была уже последняя, на сегодня мысль, и додумать он ее просто не успел, Марья Ивановна схватила его за руку и потащила вместе с рыдающей Лилей к корпусу детского сада.